[Laora]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Laora]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Торт.

[Laora]

Название: Торт
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/Персонажи: Кио, Нао, Мио; Клиа/Серагаки Аоба
Категория: джен
Жанр: юмор, флафф
Размер: драббл, 192 слова
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Нао признается Аобе в любви.

— Аоба, я тебя люблю! — Нао повис на Аобе с упоенным визгом. Тот, занятый транспортировкой двух опасно покачивающихся коробок, отвлекся. Разумеется, коробки немедленно упали, счастье, что не на Нао и не на самого Аобу.

— П-пусти меня немедленно! — на щеках Аобы возник румянец. От чего — от гнева или смущения, — Кио предпочел не думать. Да и не до того ему было. Он как раз пытался отодрать брата от этого синеволосого извращенца.

Нао, однако, поддаваться не желал. Хотя, может, Кио и принявшийся отбиваться Аоба просто мешали друг другу.

— Мио, да сделай ты хоть что-нибудь! — Кио перевел на сестру рассерженный взгляд. — Что ты стоишь как изваяние!

Зарумянившаяся Мио как бы невзначай указала взглядом на дверь.

Кио похолодел.

У входа в «Хэйбон» стоял чудак в противогазе. Тот самый, который с недавних пор жил у Аобы.

— Аоба, я тебя люблю! — очередное признание Нао прозвучало как нельзя кстати. Кио посмотрел на противогаз, который, казалось, вот-вот был готов расплавиться, и его охватило нехорошее предчувствие.

…— Такая бурная реакция, — фыркнула Мио, ни к кому не обращаясь — присутствовавшие в магазине лица мужского пола в настоящий момент были заняты игрой в догонялки, — и все из-за того, что Аоба разрешил Нао забрать с собой торт Йошиэ-сан.

@темы: Фанфики, Aoba, Clear

---

Тысяча бумажных журавликов.

[Laora]

Название: Тысяча бумажных журавликов
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/Персонажи: Коджаку
Категория: джен
Жанр: драма
Размер: драббл, 310 слов
Рейтинг: PG
Краткое содержание: В Японии есть легенда, согласно которой человек, сложивший тысячу бумажных журавликов, может загадать желание, и оно обязательно сбудется.

…Бумага не поддавалась.

Она сминалась, складываясь как угодно, только не так, как было нужно; руки, которыми Коджаку всегда дорожил, подводили его, пальцы оказывались недостаточно ловкими, и чуда не происходило.

Чудес не бывает. Именно это читалось во взглядах окружающих. Все они, и врач, которого от Коджаку заслонила Таэ-сан, и медсестры, и даже сама Таэ-сан, — ее, измотанную, Коджаку сменил два часа назад, — все считали так.

До утра, не дольше. До утра, ведь чудес не бывает.

Коджаку никогда не умел складывать бумажных журавликов. Но слова, которые мать сказала ему в детстве, запомнились накрепко — ничем не вытравить, как татуировку на спине.

Как веру в чудо.

Первое чудо, чью природу он сумел распознать, было недобрым.

А самым первым чудом, случившимся в его жизни, Коджаку мог назвать знакомство с Аобой.

Бумага шуршала под невероятно неуклюжими пальцами, совсем не для того предназначенными. У каждого своя дхарма, — это говорила не мать и не Аоба, а человек, которому Коджаку не хотел бы верить.

Кто-то рожден, чтобы исцелять.

Кто-то — чтобы убивать.

Если лекарь возьмется за оружие, он нарушит свою дхарму и понесет наказание.

Если убийца захочет поверить в чудо…

Здесь, в реанимационной палате, где Коджаку, вообще-то, не полагалось находиться, среди приборов жизнеобеспечения и стерильно-сверкающей чистоты, вера в чудеса казалась нелепой. Чудес не бывает, сказал бы сам Аоба, по обыкновению чуть искривив губы. Только повседневность.

Он уже говорил нечто подобное, встречая Коджаку на улице, — разумеется, совершенно случайно. Каждый раз тому хотелось ответить: как же, не бывает, а эти прекрасные женщины вокруг меня, настоящие воплощения соблазна? Как же, а твои гримасы при виде этих прекрасных женщин со мной рядом — разве не чудо?

Чудеса случаются каждый день, хотя не всякий может их заметить. И понять: вот оно, чудо.

Чудеса… возможны только благодаря чьей-то жертве.

Готовые журавлики выстраивались на полу слева. Коджаку добавил к ним еще одного, избегая смотреть: белая подушка, посеревшее лицо, бескровные губы, яркие синие волосы.

До утра оставалось все меньше времени.

@темы: Фанфики, Koujaku

---

Gegengeist Gruppe.

[Laora]

Название: Gegengeist Gruppe
Фандом: DRAMAtical Murder
Автор:  Laora
Размер: мини, 1495 слов
Пейринг/Персонажи: Аоба, Вирус/Трип, намек на Вирус/Аоба\Трип
Категория: слэш
Жанр: мистика, ужасы
Рейтинг: R
Краткое содержание: Аоба не любит насилие. Он не уверен, что смог бы кого-то убить.
Аоба известен как убийца офицеров Третьего Рейха; он состоит в розыске.
Предупреждения: 1) недонацистская AU; 2) пасхалка к компьютерной игре; 3) рейтинг за кровь-мутации
Примечание: Фик был написан для конкурса Secret Valentine 2015 в сообществе CHiRAL Forces.

Мне больно
Аоба сжимает зубы: от этих голосов не уйти, на базе случилось что-то страшное, и он должен выяснить, что именно. Командование ждет отчета, помимо этого, у него есть собственная цель.
Сделай нам больно
Невыносимо. К кому они обращаются, голоса?
Совсем рядом слышатся выстрелы и крики. Аоба замирает за углом, выжидая. Когда все стихает, кроме голосов и шарканья-скольжения впереди, он понимает: другого выхода нет. Искать обходной путь слишком поздно, нужно пробраться в архив Gegengeist Gruppe и узнать, что произошло.
А потом — уходить. Как можно скорее.
Аоба точно знает: с тем, что впереди, ему справиться не под силу. Значит...
Ты сможешь лучше
Другого выхода нет.
Аоба закрывает глаза; Аоба их открывает, и губы болят от напряженной ухмылки.
Шаг вперед, еще и еще; Аоба выходит из-за угла, и склизкие твари с раздутыми подобиями человеческих голов устремляются ему навстречу. Голоса становятся громче, громче, еще.
Нам больно
Сделай нам больно
— Охотно, — тело движется автоматически, его больше не сдерживают нелепые ограничения морали. Эти ограничения есть у любого солдата: поэтому именно Аобе достается список с именами и фотографиями. Список венчает имя обергруппенфюрера унд дер генераля дер ваффен СС, который имеет к Gegengeist Gruppe самое непосредственное отношение.
Gegengeist Gruppe — угроза номер один; командование Аобы верит в это.
Ты сможешь лучше, да
Сделай мне больно
Холодное оружие против тварей, больше всего похожих на гигантских червей с огромными головами, действует лучше, чем огнестрельное. Аоба убеждается в этом и успевает разве что стряхнуть темную кровь с армейского ножа, прежде чем на него набрасывается группа бывших людей в военной форме. Вместо лиц у них — розовое, в прожилках, то, что служит в качестве голов червям-переросткам.
Проникли в позвоночные столбы, отмечает Аоба. А человеческие головы им оказались без надобности.
Стой спокойно
Так сложнее — в человеческих руках можно держать оружие, можно стрелять, даже получив достаточно серьезные повреждения; тело ведь все равно не твое, чего о нем заботится. Оставшись без тел, черви по-прежнему опасны, как те, которых Аоба увидел первыми. Впрочем, если повредить голову, тело становится бесполезно. Аоба проверяет это опытным путем и удовлетворенно кивает.
Нежность
Что это они там бормочут, морщится Аоба. Они, в отличие от него, и не пытаются избегать ударов. Им нравится боль? Даже если она их убивает. Но ведь тогда все закончится. Боли больше не будет. Ничего не будет.
Странные существа.
Покончив с последним, Аоба закрывает глаза.
Аоба их открывает — и морщится от свирепой головной боли. Так оно всегда и бывает, когда высвобождается «другой Аоба», персональная шизофрения, идеальный убийца.
Аоба не помнит, когда у него началось раздвоение личности. Он вырос в военном приюте и с детства учился контролировать свое второе «я», хладнокровное, не склонное рассуждать и сомневаться, умеющее убивать.
Аоба не помнит, как оказался в приюте. Документы гласят, что попал он туда в пятилетнем возрасте. Что было с ним до этого? Аоба не знает.
Командование намекнуло: Gegengeist Gruppe связана с его происхождением.
Потому это дело для Аобы важно по личным причинам. Для обеих половин его сознания.
Сделай нам больно
Аоба не любит насилие. Он не уверен, что смог бы кого-то убить.
Аоба известен как убийца офицеров Третьего Рейха; он состоит в розыске, только у них на него почти ничего нет.
Он не оставляет свидетелей.
Голоса в голове сводят с ума, но Аоба идет вперед, сцепив зубы; можно было бы задержать «другого Аобу» чуть дольше. Ему-то нипочем завывания жутких тварей.
Ему и переживания самого Аобы нипочем; если задержать «другого» слишком долго, останется только он. Аоба уже несколько раз чуть не терял себя — еще до боевых заданий.
Умри
Контроль превыше всего.
Исследования, думает Аоба. Так просто люди с диссоциативным расстройством личности не рождаются. Это может быть заболеванием, но не осознанным переключением, как по щелчку пальцев: р-раз — и я просто сообразительный связист, прошедший неплохую подготовку; два — и я Капитан Америка с маниакальными наклонностями, без героизма, с одним лишь желанием убивать. Кого — неважно.
Gegengeist Gruppe занимается исследованиями. И что-то у них сегодня, как раз накануне визита Аобы, пошло не по плану. Случайность?
Аоба так не думает.
Юберменш
Голоса шепчут Аобе, что он — не человек.
В «сверхчеловека» ему как-то не верится.
Сверхчеловек не может желать смерти, своей, чужой, общей для всех. Сверхчеловек не приходит в себя в подвале, с ног до головы покрытый чужой кровью, и не пытается тщетно вспомнить, что случилось.
Сверхчеловек не вычеркивает немецких офицеров из списка одного за другим, по мере того, как уничтожает, и не вырезает военные базы — просто потому, что ему это нравится.
Уже лучше
Сверхлюди... не стремятся... к сильным чувствам, таким, как боль и наслаждение.
Только монстры.
Мысль заставляет вздрогнуть; не прислушиваясь к фантомным голосам, — тварей наверняка полно во всем здании, они могли проникнуть в вентиляцию и канализацию, он подумает об этом, когда будет выбираться, — Аоба толкает дверь в архив.
Тут кто-то есть. И это не монстры — даже голоса стихают. Торжествующая музыка бьет в уши: эстеты, думает Аоба.
Он только убеждается в этой мысли, когда видит двоих офицеров. Один из них выше и мощнее, второй — в очках. Оба светловолосы и голубоглазы, как положено истинным арийцам; пальцы того, что выше, вплетаются в волосы товарища, и они целуются, эти офицеры, влажно, жадно, совершенно непристойно.
Абсурдность увиденного заставляет замереть на миг, а музыка все рвется из граммофона; Вагнер, отмечает Аоба. В Третьем Рейхе уважают Вагнера.
Тот, что пониже, видит Аобу первым. Он отталкивает второго офицера, и тот подчиняется беспрекословно, несмотря на жадные прикосновения и явное желание продолжить.
— К нам гости, — говорит его товарищ. — Sly Blue, полагаю?
— А я помню кличку Мальвина, — хмыкает офицер без очков, скрещивая руки на груди.
— В любом случае, это не настоящее имя. Может, представитесь? — Холодный взгляд останавливается на Аобе, и тот качает головой:
— Боюсь, это лишено смысла. Я с вами только на одну ночь.
— Жаль. Мы надеялись на более длительные отношения, — говорит офицер в очках, а его товарищ роняет небрежно:
— Присоединяйся к нам.
— Ночь святого Валентина, — добавляет тип в очках, — самое время для бойни, как считаете? И подходящего подарка. Такой же подарок мы сделали восемнадцать лет назад вашему командованию... когда оставили вас у военного приюта.
— Вы — предатели, — понимает Аоба. — Вы предали Gegengeist Gruppe... и Третий Рейх.
— Предатели? Какое неудачное слово. Мы — сами по себе.
— А еще мы — твои поклонники, — добавляет офицер без очков почти игриво. — Мы тебя ждали. Следили за тобой... за твоими успехами.
— Мы не против позаботиться о вас, — с этими словами тот, что в очках, улыбается, и тогда Аоба срывается.
Он закрывает глаза. Он открывает глаза и нападает, слепо, не раздумывая; капитен цур зее не устоял против единственного удара, но эти — оба — быстрее. Они превосходят Аобу по всем параметрам, они смеются и не бьют даже — развлекаются. Это не всерьез, захоти они — он давно был бы мертв.
Они сильнее.
— Иди к нам.
— Отважный...
— …и такой гибкий.
— Мы ждали тебя.
Аоба оскаливается, но по телу одновременно с этим бегут мурашки — он объединяется, собирается воедино, убийца и мирный связист. Неважно, что именно здесь произошло, и так понятно, чья вина; что происходит с ним самим?
Нахлынувшая головная боль заставляет закричать. Он кричит и позже, чувствуя, как его избивают, а потом лежит на полу, скрючившись. Музыка все такая же громкая, и они лижутся, как раньше, не обращая на него особого внимания. Им нравится это — его боль. Они получают от этого удовольствие.
«Такие же, как я».
Осознание приходит внезапно: образцы идеальных солдат, вот над чем работала на самом деле Gegengeist Gruppe, ни слова о призраках, голая наука. И у Gegengeist Gruppe получилось... только вот первые, действительно идеальные солдаты, оказались слишком сильны. Лаборатория сгорела, а эти двое сбежали.
Вместе с Аобой.
Им плевать на Третий Рейх, плевать на командование Аобы; единственное, чего они хотят — видеть чужую боль и получать удовольствие, и он, такой же, как они, может доставить им больше удовольствия, чем кто-либо другой.
Он присоединится к ним, хочет того или нет. А потом обе его личности будут уничтожены.
Мне больно
Влажные звуки сверху. Он лежит на полу.
Нам больно
Это невыносимо.
Мне больно
Голос, который он слышит, больше не принадлежит червеобразным тварям, неудавшимся идеальным солдатам.
Вставай
Это...
МНЕ БОЛЬНО
Он больше не может кричать.
ВСТАВАЙ
Будто две половинки сознания сцепились друг с другом, отвоевывая каждая свое право, и они рвут это сознание на части.
ВСТАВАЙ!
Аобу подбрасывает на месте. Он не понимает, как ему удалось подняться, и эти двое не понимают тоже; рот того, который в очках, потрясенно приоткрывается, и тогда в архиве срывает вентиляционную решетку.
Червеобразные твари выпадают из вентиляции одна за другой, а Аоба использует замешательство лже-офицеров, чтобы бежать.
Он бежит так быстро, как может, не осознавая больше, кто он, какая личность, и ничего не контролируя.
***
— Gegengeist Gruppe уничтожена, — докладывает Аоба спустя два дня по телефону. Он слышит помехи на связи и одобрительный голос командующего, а потом...
Крики.
Аоба холодеет. Он знает, что произошло, еще до того, как слышит знакомый голос:
— Привет, Мальвина. Не хочешь поразвлечься?
И второй:
— Мы будем ждать вас. В любое время.
Связь прерывается. С застывшей на губах улыбкой Аоба опускает трубку.
Он оборачивается; они ждут за спиной, послушные его приказам, все, от обергруппенфюрера унд дер генераля дер ваффен СС и до последнего штабиста.
В них больше не узнать червеобразных тварей, вселившихся в человеческие тела: они могут идеально маскироваться, если пожелают.
Если объяснить им, что такое контроль.
— Для вас есть работенка, Gegengeist Gruppe, — говорит Аоба.

@темы: Фанфики, Trip, Virus, Aoba

---

Неправильные глаголы.

[Laora]

Название: Неправильные глаголы
Автор:  Laora
Бета:  Red Fir
Канон: DRAMAtical Murder
Пейринг/Персонажи: Нойз/Серагаки Аоба
Категория: слэш
Жанр: юмор, повседневность
Размер: мини, 1400 слов
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Нойз помогает Аобе с немецким
Примечание: ER

Неправильные глаголы давались с трудом.

Основная проблема, впрочем, была не в глаголах, а в построении предложений. Именно поэтому то, что говорилось вслух, было так тяжело понять. Читать Аобе еще удавалось — со словарем и заметным трудом, естественно. Но эти формулировки… слишком четко, резко, прямо. Не так, как Аоба привык.

— Ненавижу немецкий язык, — проворчал Аоба, откладывая книгу и глядя на нее так, словно она была его личным врагом.

— «Сказки братьев Гримм», — прочитал Нойз, заглядывая Аобе через плечо. — Ну и как, интересно?

— Издеваешься?! — Аоба одарил его испепеляющим взглядом. Нойз и глазом не моргнул — у него к таким взглядам был врожденный иммунитет. Порой, и чаще, чем хотелось бы, Аоба думал: Нойз смахивает на капризного ребенка, который делает исключительно то, что хочет. Угадать, что придет ему в голову в следующий момент, было совершенно невозможно. Как и остановить его. Если уж Нойз что решал — переубедить его и профессиональный дипломат не смог бы, куда там Аобе.

Впрочем, Аобе это все же когда-то удалось.

«Мир не так плох, как ты думаешь».

— Неправильные глаголы, — пробормотал Аоба, отпихивая руку Нойза. — Подвинься, мне до словаря не дотянуться… А?

— Зачем тебе это? — Нойз не только не подвинулся, а еще и за руку Аобу схватил.

— Что именно? — видя, как Нойз хмурится, Аоба почувствовал легкую растерянность. Они жили вместе не так уж долго, пару месяцев, и Аоба далеко не всегда мог понять ход мыслей Нойза. Впрочем, это было взаимно. По-видимому, им предстояло неизменно ставить друг друга в тупик — чтобы затем совершать совместную увлекательную прогулку к ближайшему выходу.

— Язык.

— Какой? — Аоба хлопнул ресницами.

— Притворяешься? — Нойз указал взглядом на детскую книжку сказок. — Немецкий.

— Предпочитаю знать язык страны, в которой живу.

— У тебя нет способностей к языкам, — безжалостно сказал Нойз. — Это было ясно с самого начала.

Аоба раздраженно выдохнул. Тот единственный случай, когда Нойз после долгих уговоров согласился посвятить Аобу в некоторые подробности своей работы, закончился обоюдной головной болью. Манипуляции Нойза предполагали отменное знание английского, а достижения Аобы в этой области были более чем скромны.

— И вообще, почему ты не попросил меня заниматься с тобой? — укоризненно продолжил Нойз. — Раз уж так невмоготу.

— Заниматься чем? — ляпнул Аоба.

В глазах Нойза зажегся хорошо знакомый огонь.

«О нет, только не сейчас».

— Немецким, — протянул Нойз с показательной беспечностью. — Говоришь, у тебя проблемы с неправильными глаголами? Запоминай, halten — hält — gehalten…

Запоминать было сложновато, потому что Нойз, недолго думая, сгреб Аобу в охапку, судя по всему, собираясь придушить.

— …держать, — перевел Нойз, игнорируя беспорядочные попытки сопротивления. — Что там дальше? А, wollen — will — gewollt…

— Это не по правилам! — приглушенно возмутился Аоба. — Не по алфавиту!

— Чихать я хотел на алфавит, — сообщил Нойз. — Кстати, так и переводится.

— Чихать? — уточнил Аоба.

— Хотеть, — отозвался Нойз.

— Я не хочу, — возмутился Аоба. — Хватит уже твоего махрового эгоиз…

— Zwingen — zwingt — gezwungen, — перебил его Нойз. — Принуждать.

— Хватит! — Аоба вскочил с места, и на этот раз Нойз не стал его удерживать. — Не могу я к тебе обратиться! Ты работаешь, ты… занят… И вообще, из тебя никакой учитель!

— Хочешь другого? — на лице Нойза появилось достаточно опасное выражение.

— Подумываю об этом! — в сердцах признался Аоба. Учитель ему и впрямь был необходим. Самостоятельное освоение неправильных глаголов он еще, возможно, и потянул бы, но это построение фраз…

— Подумываешь? — подозрительно спокойным голосом уточнил Нойз. — О том, чтобы учить это все с кем-то на практике?

Аоба собирался спросить, что именно, но тут же понял: он попался. Нойз двигался гораздо быстрее, чем положено среднестатистическому бизнесмену. И из его хватки было совершенно невозможно вырваться — если, конечно, он сам не решал отпустить.

— Вот это, — пробормотал Нойз и затараторил на немецком, добросовестно все переводя: — Пить-обманывать-предлагать. Выражать разрешение. Начинать.

— Э-эй! — Аоба не помнил, чтобы он «выражал разрешение», и падение на диван было, мягко говоря, неожиданным.

— Падать, — прокомментировал Нойз. — Лежать.

— Прекрати немедленно! — вознегодовал Аоба.

— Кричать-бранить-спорить, — проговорил Нойз, прижимая руки Аобы к дивану. — Ловить, поймать. Просить.

— Подожди, ты…

— Приказывать, — в голосе Нойза прорезались стальные нотки. — Связывать.

— Все-все, как хочешь, — сдался Аоба. Быть связанным ему не улыбалось — не то настроение.

— Позволять, — теперь Нойз почти мурлыкал. — Выигрывать. Помогать.

— Да-да, если отпустишь, — пообещал Аоба.

— Делать, — предложил Нойз, убирая руки. Предприняв повторную попытку испепелить его взглядом, Аоба сел и стянул футболку. Он терпеть не мог такие ситуации — не потому, что не «хотел» сам.

Потому, что потом с трудом переключался на вещи обыденные. У Нойза таких проблем не возникало. Вундеркинд, и все дела. Как раз немецкое слово.

Впрочем, для «кинда» Нойз был староват. А вот на гения тянул вполне — это понятие вневозрастное.

— Отвернись, — потребовал Аоба. Нойз скептически приподнял бровь. Аоба осознал, что повторяется. Кажется, именно это он говорил вчера. И позавчера тоже. И месяц назад.

И, конечно, Нойз даже не думал его слушать.

— Черт с тобой, — когда дело касалось Нойза, не сдаться не получалось категорически. Аоба пробовал пару раз настаивать на своем: в первый все закончилось связыванием, во второй — применением сомнительных приспособлений из секс-шопа. И оба раза Аоба потом пару дней с трудом мог ходить. Дело было не в том, что Нойз затягивал веревки слишком туго или злоупотреблял применением остального «любовного арсенала» (хотя, на взгляд Аобы, Нойз все же перебарщивал).

Дело было в том, что оба раза Аоба слишком много и бурно кончал. Просто безумие какое-то. Обоюдное помешательство. Аоба понятия не имел, как Нойзу после таких игрищ еще удавалось ходить на работу. Хотя он все-таки был моложе на четыре года…

«Гений чертов».

Расстегнув «молнию» на джинсах, Аоба стащил их вместе с бельем и недолго думая потянулся к поясу Нойза.

— Лежать.

— Уже было, — проворчал Аоба, но руки убрал, предоставляя Нойзу раздеться самому.

— Расти, — удовлетворенно заключил Нойз, глянув на Аобу. Его взгляд задержался в районе бедер. — Пухнуть.

— А… А у самого-то! — Аоба почувствовал, как к щекам приливает кровь. Бороться с этим было совершенно невозможно, хотя он всякий раз честно пытался. — Испорченный ребенок…

— Показывать? — осведомился Нойз. Он, впрочем, ничего и не прятал. — Смотреть.

— Сиять, ага, — насилу вспомнил Аоба. Хотя в случае пирсинга, который оставался только в члене и пупке Нойза, слово «сиять» было явно не самым подходящим, кажется, Аоба все же сумел привлечь к себе внимание.

Нойз одобрительно приподнял брови:

— Удаваться.

— Что именно? — пробормотал Аоба, понемногу втягиваясь. К сожалению, не в немецкий и не в неправильные глаголы, а в другие, не менее неправильные вещи. Хотя это еще бабушка надвое сказала, насчет «неправильности».

— Знать, — махнул рукой Нойз. — Молчать.

— Почему мол… ох! — Аоба и впрямь замолчал, когда рука Нойза обхватила его член. Слова сменились рваными выдохами, которые постепенно становились все чаще и громче.

— Тереть, — глаза Нойза блеснули. — Скользить.

— А-а… Ты точно издеваешься… — выдохнул Аоба и тут же напрягся, чувствуя, как в него проникает палец Нойза.

— Входить, — надо признать, ощущение от этих комментариев было ужасным. Такого позора Аоба в жизни своей не знал… Да, именно так он думал всякий раз, оказавшись в постели с Нойзом. Или на диване. Или у окна. Или еще где-нибудь — чего-чего, а фантазии Нойзу было не занимать. — Двигать.

— Заткнись ты уже, — взмолился Аоба, заранее зная, что его не послушают.

— Говорить? — угрожающе уточнил Нойз. — Кусать!

И правда укусил. Его зубы сжались на левом соске Аобы — не больно, но достаточно чувствительно.

— А-ах! — Аоба не смог сдержать прорвавшийся стон.

— Течь, — заметил Нойз, показывая ему пальцы, скользкие от смазки. — Всасывать.

— Не… — определенно, Аоба никогда не мог спокойно получать удовольствие. Губы Нойза обхватили головку его члена — за последнее время он здорово усовершенствовал свою технику. — Хва…

Какое-то время блаженную тишину не нарушал ни один неправильный глагол — у Нойза был занят рот.

Впрочем, долго это блаженство не продлилось.

— Проникать, — предупредил Нойз, отстраняясь. У него слово с делом, как успел заметить Аоба, не расходилось.

— А-ха-а-а…

— Толкать. Принимать.

— Нойз…

— Звать. Обвиваться.

— А-а-а…

— Бра…ть. Отда… — хриплый голос Нойза вдобавок начал срываться. — Отдавать. Поворачивать!

— Еще и… а-а, не так… не…

— Лгать, — бескомпромиссно заявил Нойз. Он слишком хорошо знал, какая поза Аобе нравится больше. — Ездить.

— Че… го? — выдохнул Аоба, но на большее его не хватило. — Я… уже… а-а-ах!

— Проливаться, — прокомментировал Нойз, прежде чем последовать за ним.

— Да… замолчи ты уже, — едва отдышавшись, попросил Аоба.

Как ни странно, Нойз послушался.

…— Так зачем тебе немецкий? — спросил Нойз через какое-то время. — Не поделишься?

— Ну ты же его знаешь, — буркнул Аоба. — Ты вообще слишком много всего знаешь, мне аж за себя стыдно. Я все-таки старше.

— Хм.

— Кроме того, — Аоба глубоко вздохнул, — это же твой язык. И он такой… прямой… резкий… в общем, очень на тебя похож. Вот я и решил… чего смеешься?

— Любить, — уведомил Нойз, притягивая Аобу себе.

Тот сначала вспыхнул, а потом посмотрел на Нойза с подозрением:

— Это правильный глагол.

— Неправильные ты теперь знаешь? — осведомился Нойз с немалой долей самодовольства. Аоба потупился:

— Ну… если честно, я ничего не запомнил.

Нойз посмотрел на него, сияя не хуже начищенного металлического кофейника, который они недавно приобрели в антикварном магазине:

— Вот как? Значит, надо повторить!

И тогда Аоба понял, что попал.

@темы: Фанфики, Noiz, Aoba